В Центральном доме кинематографистов прошла
премьера фильма Константина Худякова "На Верхней Масловке" по повести
Дины Рубиной, главную роль в котором исполнила Алиса Фрейндлих. Главная
героиня повести и фильма - глубокая старуха Анна Борисовна, скульптор,
ровесница века. В молодости она пила кофе в парижских кафе вместе с
Амедео Модильяни, а в конце восьмидесятых, когда происходит действие
картины, доживает свой век в неуютной мастерской-квартире. Приютив у
себя закомплексованного и неуспешного Петю, по профессии театрального
режиссера, в три раза ее моложе. Наш корреспондент встретился с Алисой
Фрейндлих после премьеры.
- Алиса Бруновна, для вас возрастные роли, если я ничего не
путаю, совсем не новость. Вы с них начинали - еще до Театра Ленсовета,
даже Комиссаржевки - в театральном институте. Это так?
- Это так, вы ничего не путаете, наоборот, все хорошо знаете. Даже
сбили меня - я только приготовилась вам сказать, что ролью Анны
Борисовны закольцевала свою актерскую судьбу.
- Думаю, мысль о кольце - явно преждевременная.
- Хорошо. Я действительно начинала со старушек, причем еще в
драматическом кружке. Играла Феклушу и сумасшедшую барыню в "Грозе". Ну
а потом, в институте, среди моих дипломных работ тоже были старушки:
Татьяна-скотница из "Осенней скуки" по Некрасову и Зобунова из "Егора
Булычова и других". Так что был у меня такой опыт. Но потом я вернулась
к девчонкам и долго-долго с ними не расставалась.
- А как же Селия Пичем в "Трехгрошовой опере", Катерина Ивановна в "Преступлении и наказании"?
- Это да. Но они были все-таки не старушки. Хотя и постарше меня - в ту пору. Скажем так: дамы среднего возрастного регистра.
- Все же театр предполагает другую меру условности, чем кино с
его крупными планами и экраном во всю ширь. Неужели у вас не было
такого простого, такого понятного женского страха - играть женщину в
два раза старше себя?
- Ну, в два раза - это комплимент.
- Тогда в три.
- Я так и думала, что вы мне обязательно сделаете комплимент в таком
роде, чтоб я легче себя чувствовала в разговоре. Конечно, мне было
страшновато. Но только в том плане, что казалось: нет, не получится. А
потом, взявшись за роль, я вспомнила все свои "старушечьи" ужимки.
Знаете, как говорят педагоги в театральных институтах: характерность -
это точка зажима. Так вот, я все точки зажима, которые нужны, чтобы
изобразить древнюю старуху, вспомнила, и удовольствие мне это доставило
чрезвычайное. Всегда приятно нырять в неведомое.
- При том что опасно?
- Пускай. Видите ли, я Стрелец по гороскопу, я всегда целюсь в
неведомое, для меня это отдельная радость. В Стрельцах силен
авантюризм, а эта роль - своего рода авантюра, и я пошла на нее с
радостью. Другое дело, что потом пришлось хорошенько над собой
поработать, чтобы вернуться в прежнее физическое состояние. Кажется,
выпрямить спину до конца мне так и не удалось. Все-таки ходить два
месяца скрюченной непросто - с этой точкой зажима расставаться было
очень тяжело. Физически тяжело - в прямом смысле.
- Играя злую, ищи, где она добрая: этот постулат всем известен. А играя глубокую старуху - ищи, где она молода?
- Ну, наверное, да. В сценарии и в повести у Дины Рубиной было
достаточно посылок к тому, чтобы играть эту героиню как женщину,
молодую душой. Именно эта несинхронность и составляет драматизм
характера: душа еще готова петь-плясать, и радоваться жизни, и
влюбляться, а оболочка уже многое не позволяет. Но тут на помощь
приходит чувство юмора - уж что-что, а это чувство у моей героини
представлено в полной мере.
- И хулиганка в ней есть, и шкода. Ей нельзя сладкое, а она тайком конфеты таскает.
- Да, мы придумывали ей разные шалости, искали в ней детское. Даже
непонятно: то ли это остаточные явления молодости, то ли она уже в
детство впадает. И то и другое нам годилось.
- Как вы думаете, кто на самом деле по внутреннему
самочувствию моложе: ваша старуха или тридцатилетний Петя, герой
Евгения Миронова?
- Думаю, она, пожалуй, моложе. Разочарования, которые он за свою
жизнь испытал многократно, очень его состарили. Мне кажется, что миссия
моей Анны Борисовны как раз и состояла в том, чтобы все время
выколачивать из него старческую пыль. Звать его, звать, звать куда-то.
- Соглашаясь на роль, вы уже знали, что вашим партнером будет Евгений Миронов?
- Знала. Константин Павлович сказал мне об этом, и это был для меня
серьезный повод согласиться. Не говоря уже о том, что с самим
Константином Павловичем мы в свое время очень славно поработали в
"Успехе" - мне нравится этот фильм и роль нравится.
- Хороший режиссер Худяков еще и хитрец. Вам он обещал Миронова, а ему - Фрейндлих.
- Женечка Миронов для меня был очень притягательным магнитом. А
когда я узнала его как личность и увидела как актера в работе, мои
впечатления о нем усилились многократно. Он совершенно замечательный.
- Женя говорил, что ваши добрые отношения продолжились из
совместной работы в жизнь. Рассказывал, что на вашем юбилее он сидел
рядом с вами - на правах сына и наравне с вашей дочкой Варей.
- Да-да, так и было.
- У вас редко бывает, чтобы отношения с партнерами продолжились в жизнь? Миронов сказал, что у него редко.
- А у меня, пожалуй, часто. Я всех своих партнеров - ну, девяносто
процентов из них, то есть за очень малым исключением, - нежно люблю. И
после работы с ними возникают такие родственные чувства, что со многими
из них я продолжаю дружить за пределами фильма, даже если потом мы
вместе не снимаемся и на сцене не играем.
- У них наверняка схожие чувства рождаются к вам.
- Очень хотела бы на это надеяться.
- Если согласиться с тем, что весь мир все же не кино, а театр, как бы вы определили тот жанр, в котором протекает ваша жизнь?
- Я думаю, многим жанрам нашлось место в моей долгой жизни - и
комедия была, и трагедия, и фарс, и мелодрама. А сейчас... Мне легче
нынешнее мое состояние объяснить при помощи музыкальных понятий:
внешняя жизнь развивается в нервных формах стаккато, а внутренняя,
наоборот, похожа на умиротворенное легато. Вам понятно такое сравнение?
- Музыкальной грамоте, откровенно говоря, не обучен, но
предполагаю, что вы имеете в виду конфликт одного с другим. Уютно вам
во власти такого противоречия?
- Нет, неуютно. Я бы предпочла полную умиротворенность, но жизнь
диктует свои ритмы, и им приходится соответствовать, а сил все меньше.
Театр учит их экономить: резервуар, из которого человек черпает силы,
один на все и про все. Если ты чрезмерно щедро расходуешь себя на
приватную жизнь, излишне пылко ее проживаешь, то потом на сцене
остается только ложечкой выскребать остатки, и выходит все очень
бедненько. И наоборот.
- Иными словами: терпение мое кончилось, и надо бы закатить скандал, но воздержусь, потому что сегодня у меня «Макбет»?
- Ну, примерно так. Или, напротив, как раз устроить скандал, громко возмутиться - по той же причине.
- Знаете, что чрезвычайно возмутило меня однажды? Сцена в
Ленинграде на Московском вокзале. Вижу: стоит Алиса Фрейндлих на
перроне, неприметная такая, встречает кого-то, а ее решительно никто не
узнает, напирают, толкают баулами.
- Ну, так что ж? Люди озабочены, на поезд опаздывают, им не до того.
С моей стороны это было бы чистым безумием - думать, что весь мир
состоит сплошь из театралов и киноманов.
|