В ДЕКАБРЕ у Алисы Фрейндлих — одной из самых любимых и самых
крупных актрис века двадцатого и века двадцать первого — юбилей. И хотя
сама Алиса Бруновна, как и всякая женщина, о возрасте говорить не
любит, цифры в ее интервью иногда мелькают. «Курить я начала лет в 35,
после смерти мамы. И вот уже 35 лет выкуриваю в день по пачке сигарет»,
— «неосторожно» откровенничает Фрейндлих…
СЫГРАВ десятки ролей (и зачастую каких!) в театре и кино, для
большинства зрителей Алиса Бруновна — прежде всего Мымра из «Служебного
романа» Эльдара Рязанова. Однако, несмотря на сумасшедший успех
картины, удостоенной Государственной премии, Фрейндлих была
единственной, кто эту самую премию не получил. Спрашиваю юбиляршу:
— Было обидно, что лауреатами стали все, кроме вас?
— Нет, я настолько привыкла к каким-то ограничениям, которые были приняты в Совдепии. Мне было даже смешно.
— Не обижает, что в первую очередь вспоминается Мымра из «Служебного романа»?
— Немножечко. Но ведь это действительно так. Хотя успех этого фильма
у молодого зрителя для меня — загадка. Кстати, Эльдар Александрович
приглашал меня на роль Шурочки Азаровой в «Гусарскую балладу» (ее потом
сыграла Лариса Голубкина). Но не сложилось. А вот в «Служебном романе»
действительно получилась неплохая работа.
«Ключевой в фильме была, конечно, роль Калугиной, — вспоминает
Эльдар Рязанов. — Недаром в качестве одного из вариантов названия
картины долго обсуждалось такое — «Сказка о руководящей Золушке». И
если прекрасным принцем в конце фильма окажется неказистый поначалу
статистик, то несимпатичная Мымра должна быть преображена талантом
исполнительницы в очаровательную принцессу. Во время съемок мы
подружились. Не попасть под очарование Алисы Бруновны — женское,
человеческое, актерское — было невозможно».
Прав Эльдар Александрович, прав на все сто. Невозможно не только не
попасть под обаяние Актрисы, невозможно не влюбиться в нее. Моя первая
встреча с Алисой Бруновной состоялась в какой-то комнате (то ли в
театре, то ли на киностудии), в которой из всей обстановки были старый
письменный стол, разваливающийся стул и непонятно каким образом и с
какой целью туда попавший большой резиновый шар. «Значит, так, Игорь, —
попыталась распорядиться Фрейндлих. — Вы садитесь на стул. А я… А я вот
на шар сяду. Ничего, мне удобно будет».
Разумеется, никто не позволил ей изображать из себя спортсменку,
отдыхающую на своем спортивном снаряде. Мы отправились в кафе и мило
там побеседовали. Но отсутствие звездного пафоса, искренность и
простота Фрейндлих меня покорили.
— Получается, в своей шкале ценностей вы у себя не на первом месте? Вы для себя не самый близкий человек?
— (Смеется.) Не-ет. Во всяком случае, в моей жизни достаточно компромиссов.
— Откуда взялся миф о вашем несносном характере?
— Вы это серьезно? Неужели такое обо мне говорят? Интересно, с чего бы это.
— Но вы можете, если нужно, поставить зарвавшегося человека на место?
— Иногда нахожу в себе какие-то силы и аргументы, чтобы это сделать.
Но иногда теряюсь. И только задним числом, когда становлюсь такой
умной, думаю, почему же я это не сказала.
— Многие журналисты боятся даже звонить вам.
— Я очень часто отказываюсь от интервью. Мне каждый день звонят по 5
человек. Со всеми разговариваю лично. Потому что, поставь я
автоответчик, буду вынуждена выслушивать разных дур, которые звонят и
молчат. Или их монологи.
— Обидно, когда о вас говорят неправду?
— Ну а как же? Как у всех Стрельцов, у меня обостренное чувство справедливости.
Меццо-сопрано с крепким темечком
Родители Фрейндлих — Бруно Артурович и Ксения Федоровна —
познакомились в театральной студии. Правда, после рождения дочери их
пути разошлись. Бруно Фрейндлих, отправившись с театром во время войны
в эвакуацию, вернулся в Ленинград с новой семьей. А Ксения Федоровна во
время войны работала на военном заводе, а затем — старшим контролером в
Центральной сберегательной кассе Ленинграда.
— Алиса Бруновна, почему родители вас назвали Алисой? Тогда это ведь было достаточно редкое имя?
— Да. Тогда даже книжка Кэрролла «Алиса в стране чудес» не была
переведена. Это папа придумал. Не знаю, что пришло ему в голову. У мамы
были совсем другие намерения — она хотела назвать меня Наташей. На что
бабушка и папа сказали: «Что же ты создаешь девочке такую странную кашу
— Наталья Бруновна Фрейндлих». В результате меня и назвали Алисой.
— Детство часто вспоминаете? Какие у вас самые яркие воспоминания?
— Они, конечно, фрагментарные. Помню, болела скарлатиной и была
вынуждена сидеть дома. Бабушка обычно брала меня с собой в булочную и
покупала мне пирожное. А тут я проснулась утром — бабушка уже ушла. Я
поставила табуретку к двери, открыла задвижку и прямо в ночной рубашке
побежала за бабушкой. А надо было перейти 3–4 дороги. Когда я бабушку
нашла, мне сильно попало. Тогда были такие времена — пока меня не было
дома, дверь была нараспашку и никто не зашел.
А еще помню, когда папа приходил с репетиции, обязательно ложился
днем поспать. Для него дневной сон был как «Отче наш», для того чтобы
создать себе после утренней репетиции перед вечерним спектаклем иллюзию
нового дня. Папа и мне эту необходимость передал. И вот однажды он
прилег и оставил меня совершенно одну — бабушка чем-то занималась, мама
ушла на работу. Я долго ходила вокруг него кругами, не давая заснуть. И
когда он наконец задремал, карандашом ткнула ему в глаз. Хотела таким
садистским образом разбудить его. Была за это выпорота и поставлена за
печку в угол. Помню, будто это было вчера.
— Есть ностальгия по тому времени?
— Я не помню настолько то время, чтобы судить о нем с тех позиций, с которых я сужу сегодня. Это же было до войны.
— Когда вы росли, кто был велик для вас?
— В самой юности я была в упоении от Марии Бабановой. Причем в
первую очередь от элегичности ее голоса. В нем для меня была какая-то
музыка, предмет для подражания. Я меньше видела ее на сцене, чем
слышала по радио. Рисовала себе ее облик и представляла, что она в это
время делает на сцене. Когда появилась картина «Дорога» в 60-х годах, я
влюбилась в Джульетту Мазину.
В том, что она станет актрисой, сама Фрейндлих не сомневалась
никогда. Вот только поначалу не могла определиться, какой актрисой
становиться — музыкальной или драматической. «У меня был хороший голос,
— говорит Алиса Бруновна. — Высокое меццо-сопрано, довольно редкое, и
меня прочили в консерваторию».
Решающим оказался голос отца, с которым, несмотря на категорические
возражения его второй жены, Алиса встречалась. Бруно Артурович прямо
сказал дочери, что на оперной сцене она потеряется («Ты же кроха, а там
фактура нужна»), а вот на драматической сцене она сможет и голос
использовать, и внешность ее не будет помехой.
Разумеется, избежать разговоров о том, что вот, мол, известный
артист пытается пристроить свою дочь, не удалось. Однако Алису
кривотолки нисколько не раздражали. «Видимо, у меня оказалось крепкое
темечко — я просто не впустила их в себя. К тому же любое шушуканье
вызывало во мне приливы здоровой злости: доказать, что я и сама по себе
кое-что значу. Увы, Варя, моя дочка, в этом смысле не в меня и ушла из
профессии именно из-за бесконечных пересудов за спиной: похожа или не
похожа, отдыхает природа или не отдыхает».
— Алиса Бруновна, а вообще вам тяжело жить?
— Бывает и так и так. В общем, непросто. Я сегодня все чаще и чаще —
может, это связано с возрастом, когда оценки не такие легкомысленные, —
вспоминаю, что Раневская попросила написать на своем надгробном камне:
«Умерла от омерзения». Люди теряют нравственность с такой бешеной
скоростью, что мне страшно становится за внуков. Они же попадают в эту
атмосферу и возрастать будут в ней. Что из них получится, когда они
вырастут и станут выбирать себе ценности, когда им выбирать-то почти не
из чего.
— Вам, может быть, свойственно себя «накручивать»? Все на самом деле не так уж плохо, а вы себе внушаете, что все ужасно.
— К сожалению, я склонна преувеличивать всякие негативные мысли.
Потом пытаюсь это подавить в себе. Понимаю, что мысль энергетична. Но
первый импульс — страх. Это плохое качество. Но оно есть. Я очень
многого боюсь.
— Чего?
— Того, что что-то случится с моими близкими. Что повернется не так,
как мне хотелось. До сих пор боюсь сцены, особенно если долго не было
спектакля или какая-то новая непривычная обстановка — город, страна,
зал. Это постоянные страхи. Другое дело, что я пытаюсь их чем-то
гасить. Знаю, что страх не приводит к хорошим результатам. Это и есть
предмет какой-то внутренней борьбы.
— Внуки быстро выросли?
— Вот тут как раз нет. Они ведь на моих глазах растут. Иногда даже
думаю: что же они так медленно взрослеют, я же не успею увидеть их
большими. А мне этого очень хочется.
Мама, теща, бабушка
Личная жизнь актрисы… Впрочем, на то она и личная, чтобы о ней знала
лишь сама Фрейндлих. А мы знаем лишь имена ее двух мужей — журналиста
Владимира Карасева и знаменитого театрального режиссера Игоря
Владимирова, в браке с которым у нее родилась дочь Варя.
— Чем занимается Варя?
— Она самокритичный человек. К счастью. Ее энтузиазм в свое время
погасили тем, что все время сравнивали со мной. И она сказала, что не
хочет этого шепотка за спиной. Занялась тем, что нарожала детей. Они
потребовали от нее времени. В театре она вообще ничего не успела. А в
кино чуть-чуть — в двух картинах снялась. Она не успела себя
реализовать. Отец ее звал в театр, пока еще был жив, я звала в театр,
но она сказала: «Нет, нет, не хочу. Если только в кино». Потому что
кино — это как бы не моя область. Она не попадала со мной в одно русло.
В киношке у нее есть два или три опыта…
Кстати, сама Варя на сцену не очень-то и стремилась. «Мои родители
страстно мечтали, чтобы я пошла по их стопам, — рассказывает она. —
Помню, мама наигрывала на рояле и пела какую-то детскую песенку,
провоцировала меня, чтобы я за ней повторяла, хотела понять, есть ли у
ребенка слух. Вот она поет, а я молчу. Она: «Ну, Варенька, я сейчас
спою, ты за мной повтори, а потом мы вместе споем». Я молчу. Долго
смотрю на нее тяжелым взглядом, а потом говорю: «Поешь? И пой!»
Актрисой я быть не собиралась, но хотела что-нибудь близкое к
театру. Все-таки выросла я за кулисами. Решила пойти на театроведческий
факультет. Но мне там было скучно. Через год пошла-таки на актерский.
Подумала: даже если ничего потом не получится, я хоть время весело
проведу. А когда «потом» наступило, я струсила. Не пошла работать в
театр, не почувствовала в себе уверенности. Тут мама такая, тут папа
такой… Ну что я? И пошла на телевидение. Работала там ассистентом
режиссера».
Несколько лет назад Варвара вернулась в профессию и сыграла в
спектакле «Калифорнийская сюита», где ее партнерами стали Алиса
Фрейндлих и Олег Басилашвили. Впрочем, называть этот спектакль
«возвращением» не совсем корректно, потому как вся роль Владимировой —
девочки по вызову — заключалась в молчаливом возлежании в постели
горе-мужа, которого играл Басилашвили. Правда, безмолвно возлежать ей
приходилось на протяжении целого акта.
Главная же работа Вари — быть матерью двоих очаровательных детей и женой Сергея Тарасова, вице-губернатора Санкт-Петербурга.
Отношения Фрейндлих-тещи и Тарасова-зятя — отдельная история,
заслуживающая восхищения и достойная подражания. В одном из интервью
Сергей так рассказывал о своей встрече с Варварой и будущей тещей: «К
этому времени мне было уже за тридцать. С начала девяностых годов
беспрерывно занимался разным бизнесом. Тогда это все внове было, для
мужиков самый кайф. В бизнес я пришел с хорошей жизненной школой. И в
милиции работал, и грузчиком, и токарем. Некоторые остаточные явления
той жизни наблюдаются до сих пор. Есть, например, небольшие проблемы с
русским языком. Могу честно признаться, что слова «прецедент» и
«инцидент» я освоил, уже будучи женатым, с помощью Алисы».
Земная жизнь богини
— КАК ВЫ думаете, человек сам делает жизнь или все предписано свыше?
— Верю, что что-то предписано. Но понимаю, что каждому дается шанс.
Вот сказка: пойдешь, перед тобой будут три дороги — одна туда приведет,
а другая туда. Сказка. Всегда найдется какой-то вариант. Если хватает
здравого смысла или интуиции поступить верно.
— У вас хорошая интуиция?
— Бывает, что попадаю впросак. Но понимаете, какая штука… Я пришла к
выводу, что лучше прислушиваться к интуиции. Бывали случаи, когда я
слушала свой первый внутренний посыл — и он оказывался правильным. Но
если я начинала размышлять и выбирала что-то другое, то потом об этом
жалела.
— Вам вообще свойственно сожаление?
— Да. Эти размышления — урок на будущее.
— Что вам сегодня нужно для счастья?
— Во-первых, чтобы мои дети и внуки были здоровы и в безопасности.
Поскольку момент опасности в нашей жизни сегодня очень значителен. Или
если бы вчерашние аплодисменты после спектакля достались моей дочери
Варе, а я бы в это время сидела в зрительном зале.
— Вы позволяете себе иногда лениться?
— Я могу полениться в быту. У меня такие завалы всяческих бумаг дома
— сценарии, пьесы, что мне нужен месяц, чтобы во всем этом разобраться
и навести порядок. А я думаю: а, ладно. Умру, Варя, дочка, бульдозером
все вывезет из дома. Только предупреждаю: «Варька, все подряд не
вышвыривай. Потому что среди бумаг может быть автограф Астрид Линдгрен
или записки Тарковского».
— У вас есть любимые философские высказывания или пословицы?
— Если я где-то вычитываю замечательно сформулированную собственную
мысль, то с удовольствием пользуюсь ею. Когда я училась в институте,
мой педагог постоянно повторял: «Если бы молодость знала, если бы
старость могла». Мудрость этой фразы я осознала гораздо позже.
Пословица «Маленькая ложь рождает большое недоверие» сослужила мне
добрую службу, когда у меня подрастала дочь. У меня было мало времени
на ее воспитание, хотя я убеждена, что наставления ничто по сравнению с
собственным примером. Однажды Варя не сделала уроки, а мне сказала, что
все в порядке. В наказание я заставила ее целую тетрадку исписать этой
фразой. И достигла успеха. Слава тебе господи, я больше никогда не
словила ее на том, что она сказала неправду, за всю ее 30-летнюю жизнь.
— Земную жизнь ведете? Ходите по магазинам?
— Раз в десять дней ко мне приходит очень милая женщина, которая
убирает. И есть женщина, которая готовит. Это то, на что у меня не
хватает времени. Что касается магазинов, то, как правило, захожу в них
по пути откуда-то куда-то.
— В одном из интервью прочитал о вашей диете — тратите нервы, которые лучше всего жгут калории.
— Да, это ведь действительно так. Если не тратить нервы, то нечего
делать в театре. Нечего туда ходить и заниматься этой профессией.
— Спасибо за интервью, Алиса Бруновна.
— Да пожалуйста. Теперь ваша задача — развенчать слухи о моем
несносном характере. Одна беда — за время нашего разговора я выкурила
столько сигарет, ужас! Я всегда так — только звонит телефон, одной
рукой беру трубку, а другая сразу тянется за сигаретой. Даже не замечаю
этого.
— Ну тогда, пока еще тлеет сигарета, последний вопрос. Вы знаете, что вы великая актриса?
— Как я могу это понимать? Я иногда слышу такие оценки и думаю: что ж вы так торопитесь? Дайте помереть. А потом уже цените.
|