– Ваш Арамис – самый большой дипломат и политик среди всей четверки мушкетеров. Нужно ли сейчас благородство в политике?
– Нет. Я думаю, что благородство должно идти от тех людей, которых мы выбрали. Они должны заниматься пенсионерами, учителями, малооплачиваемыми людьми. Это очень большая проблема. Здесь столько вопросов, на которые с ходу не ответишь!
– Интересуетесь ли вы политикой?
– Не интересуюсь. Политика, по-моему, совершенно не нужна и не интересна, потому что вся она сейчас, как и всегда, направлена против России.
– Вам встречались в жизни мушкетеры?
– На данный момент – нет. Антимушкетеры встречались, но настоящие – нет!
– Что думает Арамис о своих соотечественниках – французах и вообще доводилось ли вам бывать во Франции?
– Никогда не бывал и особенно не стремлюсь. Многие мои друзья там живут и не слишком хорошо отзываются о современных французах. Почему-то все замечают их меркантильность, чуть ли не жадность. Получается, что ничего мушкетерского в нынешних обитателях Франции и не осталось. Правда, до меня доходили слухи, что французам понравилась наша трактовка «Мушкетеров».
– Ваш Арамис с подачи Дюма стал аббатом. Как вы относитесь к религии?
– Я крещеный, православный. Верю в то, что предполагает нашу судьбу. На шее у меня крест, и я несу его – свой актерский крест!
– Чем вам дорог герой Дюма?
– Все мои друзья скажут одно: мы сняли фильм. Мы же не снимали блокбастер, как сейчас называют, мы просто жили этими эмоциями, тем, чем жили наши персонажи, и не предполагали, что этот фильм станет таким хорошим для молодежи. И еще хотелось бы, чтобы читали эту книжку!
– Михаил Боярский рассказывал, что на съемках фильма «Три мушкетера» родилась удивительная «мушкетерская» общность героев. Вы ощутили это?
– Конечно! И до сих пор уже 30 с лишним лет мы любим и уважаем друг друга. Какие могут быть проблемы! Если у «Гардемаринов» были и сейчас есть какие-то проблемы, то у нас, у мушкетеров, – никаких. Мы обожаем, любим и помогаем дружка дружке.
«Мушкетеры» Веня, Валя, Игорь и Миша – самая дружная семейка в течение последних 30 лет. Еще в нашей компании – актер, фехтовальщик и наш тренер-каскадер со съемок фильма Володя Балон. Мы уже навсегда неразлучны. Если мне бывает плохо, я к Мишке Боярскому, если ему плохо – он ко мне, если хорошо – тоже. Это уже не порушить! И в этом наше счастье. Хотя, замечу, слава богу, что персонаж Дюма прилепился ко мне во второй половине моей кино- и театральной жизни. Он мне не близок, хотя внешне я и похож на него. Вообще я люблю романтических героев.
– Как вы вписываетесь в нынешнюю ситуацию в кино и на сцене? Ведь сейчас что ни картина – то чернуха!
– Это от меня совсем далеко. Я и раньше не играл слесаря или председателя колхоза, и теперь мне никто подобную роль не предложит. Мои родители – простые технари, родом из города Ряжска Рязанской области. Папа был гражданским летчиком, мама работала на разных работах. Я искал в предках «голубую кровь», но не нашел. Но бабушка, которая меня воспитывала, хотя и была полуграмотной, не могла правильно расписаться, была на редкость интеллигентной. Во время учебы в театральном институте я приглашал ребят из общежития к себе домой – она готовила потрясающие борщи!.. Она была сущая красавица! Ребята потом интересовались: «Твоя бабушка какая-нибудь графиня?»
– Стало быть, в детстве вы были «бабушкиным сынком»?
– Я рос в женском окружении: мама, бабушка, бабушкины сестры. Во дворе я старался быть крутым по тогдашним понятиям, но не получалось. Боялся своего дедушку: он работал в НКВД, был суровым человеком. Когда мама в сороковые годы отрезала свою длинную косу и сделала прическу по моде, дедушка так рассердился – отхлестал ее прилюдно ремнем!
– Вы пошли в маму и тоже были модником?
– Расскажу такую историю. Как-то с женой мы отправились на рынок. Там я увидел забавный рваный пиджачок. Жена говорит: «Вот ты все время ходишь такой элегантный! А попробовал бы надеть джинсовую фуражку и рваную куртку. Сразу бы стал моложе выглядеть!» Я подумал: «А почему бы и нет?» Продавщица предлагала в нагрузку еще и рваные джинсы, но я решил не переборщить... Обновку надел прямо на рынке. Заходим в вагон метро – у пассажиров никакой реакции. Никто не смотрит и не тычет пальцем. Так я и стал ходить после этого… Знакомым моим мой наряд пришелся по вкусу. В конце концов, на те деньги, что я имел в театре, жену, дочку и внучку содержать нелегко. Я в антрепризе за один вечер могу заработать столько же, сколько в театре за месяц. Зато сейчас я свободен и могу для себя сам выбирать роли!
– Есть ли у нас сегодня в кино красивые актрисы?
– Я бы так не сказал. Красивых много – артистов нет.
– Ваши дети не пошли по вашим стопам?
– Слава богу, что нет. Дочка занимается костюмами, а внук еще маленький – ему всего четыре года. Он любит машины, думаю, будет технарь.
– Как вы относитесь к династиям в кино и театре?
– Это все непредсказуемо. Есть династия Михалковых. Есть династия Ивановых. Есть династия Петровых. Как кому удастся. Я не знаю, не могу сказать. Есть плохие и хорошие. Это не мое право – определять. Пусть определяет Господь Бог.
– Что происходит у вас в жизни сейчас?
– Готовлюсь к юбилею. Друзья мне в этом помогают. На выходе новый спектакль по Островскому. Я так думаю: хватит показывать зрителям такие феерические французские интермедии – надо бы нашим людям показать классику. Если зрители не пойдут на спектакль по Островскому, что делать? Значит, мы не угадали. Не буду сейчас раскрывать всех секретов готовящейся постановки, а то украдут! Но надеюсь, что Островский, которого мы выдумали, будет интересным. Там участвуют очень хорошие и известные актеры… Но пока не будем гадать. Мало ли что!