Человек, которого д'Артаньян, еще не зная его, выследил после казни короля, был действительно Мордаунт.
Войдя в дом, он снял маску, отвязал бороду с проседью, которую прицепил, чтобы его не узнали, поднялся по лестнице, отворил дверь и вошел в комнату, освещенную лампой и обитую материей темного цвета. В комнате за письменным столом сидел человек и писал.
То был Кромвель.
Как известно, у Кромвеля было в Лондоне два или три таких убежища, неизвестных даже его друзьям, исключая самых близких. Мордаунт, как мы уже говорили, был из их числа.
Когда он вошел, Кромвель поднял голову.
— Это вы, Мордаунт? — обратился он к нему. — Как поздно.
— Генерал, — отвечал Мордаунт, — я хотел видеть церемонию до конца и потому задержался…
— Я не думал, что вы так любопытны, — заметил Кромвель.
— Я всегда с любопытством слежу за падением каждого врага вашей светлости, а этот был не из малых. Но вы сами, генерал, разве не были в Уайт-Холле?
— Нет, — ответил Кромвель.
Наступила минута молчания.
— Известны вам подробности? — спросил Мордаунт.
— Никаких. Я здесь с утра. Знаю только, что был заговор с целью освободить короля.
— А! Вы знали об этом? — спросил Мордаунт.
— Пустяки! Четыре человека, переодетые рабочим, собирались освободить короля из тюрьмы и отвезти его в Гринвич, где его ожидало судно.
— И, зная все это, ваша светлость оставались здесь, вдали от Сити, в полном покое и бездействии?
— В покое — да, — отвечал Кромвель, — но кто вам сказал, что в бездействии?
— Но ведь заговор мог удаться.
— Я очень желал этого.
— Я полагал, что ваша светлость смотрите на смерть Карла Первого как на несчастье, необходимое для блага Англии.
— Совершенно верно, — отвечал Кромвель, — я и теперь держусь того же мнения. Но, по-моему, было только необходимо, чтобы он умер; и было бы лучше, если бы он умер не на эшафоте.
— Почему так, ваша светлость?
Кромвель улыбнулся.
— Извините, — поправился Мордаунт, — но вы знаете, генерал, что я новичок в политике и при удобном случае рад воспользоваться наставлениями моего учителя.
— Потому что тогда говорили бы, что я осудил его во имя правосудия, а дал ему бежать из сострадания.
— Ну а если бы он действительно убежал?
— Это было невозможно.
— Невозможно?
— Да, я принял все меры.
— А вашей светлости известно, кто эти четыре человека, замышлявшие спасти короля?
— Четверо французов, из которых двух прислала королева Генриетта к мужу, а двух — Мазарини ко мне.
— Не думаете ли вы, генерал, что Мазарини поручил им сделать это?
— Это возможно, но теперь он отречется от них.
— Вы думаете?
— Я вполне уверен.
— Почему?
— Потому что они не достигли цели.
— Ваша светлость, вы отдали мне двух из этих французов, когда они были виновны только в том, что защищали Карла Первого. Теперь они виновны в заговоре против Англии: отдайте мне всех четырех.
— Извольте, — отвечал Кромвель.
Мордаунт поклонился с злобной торжествующей улыбкой.
— Но, — продолжал Кромвель, видя, что Мордаунт готовится благодарить его, — возвратимся к этому несчастному Карлу. Были крики в толпе?
— Почти нет, а если были, то только: «Да здравствует Кромвель!»
— Где вы стояли?
Мордаунт смотрел с минуту на генерала, стараясь прочесть в его глазах, спрашивает ли он серьезно, или ему все известно.
Но пламенный взгляд Мордаунта не мог проникнуть в темную глубину взора Кромвеля.
— Я стоял на таком месте, откуда все видел и слышал, — уклончиво отвечал Мордаунт.
Теперь Кромвель, в свою очередь, в упор посмотрел на Мордаунта, который старался быть непроницаемым. Поглядев на него несколько секунд, Кромвель равнодушно отвернулся.
— Кажется, — сказал он, — палач-любитель превосходно выполнил свою обязанность. Удар, мне говорили, был мастерской.
Мордаунт припомнил слова Кромвеля, будто тот не знает никаких подробностей, и теперь убедился, что генерал присутствовал на казни, укрывшись за какой-либо занавесью или ставней одного из соседних домов.
— Да, — так же бесстрастно и спокойно отвечал Мордаунт, — одного удара оказалось достаточно.
— Может быть, это был профессиональный палач? — сказал Кромвель.
— Вы так думаете, генерал?
— Почему бы нет?
— Этот человек не был похож на палача.
— А кто ж другой, кроме палача, взялся бы за такое грязное дело? — спросил Кромвель.
— Возможно, — возразил Мордаунт, — что это был какой-нибудь личный враг короля Карла, давший слово отомстить ему и выполнивший свой обет.
Быть может, это был дворянин, имевший важные причины ненавидеть павшего короля; зная, что королю хотят помочь бежать, он стал на его пути, с маской на лице и с топором в руке, — не для того, чтобы заменить палача, но чтобы исполнить волю судьбы.
— Возможно и это! — согласился Кромвель.
— А если это было так, — продолжал Мордаунт, — то неужели вы осудили бы его поступок, ваша светлость?
— Я не судья в этом деле, — отвечал Кромвель, — пусть рассудит бог.
— Но если бы вы знали этого дворянина?
— Я его не знаю и не желаю знать, — сказал Кромвель. — Не все ли мне равно, тот ли это сделал или другой. Раз Карл был осужден, то голову ему отсек не человек, а топор.
— И все же, не будь этого человека, — продолжал настаивать Мордаунт, — король был бы спасен.
Кромвель улыбнулся.
— Без сомнения, — сказал Мордаунт. — Вы же сами сказали, что его хотели увезти.
— Его увезли бы в Гринвич. Там он сел бы со своими четырьмя спасителями на фелуку. Но на фелуке было четверо моих людей и пять бочек с порохом, принадлежащих английскому народу. В море эти четыре человека пересели бы в шлюпку, а дальше… вы уже достаточно искусны в политике, чтобы угадать остальное.
— Понимаю. В море они все взлетели бы на воздух.
— Вот именно. Взрыв сделал бы то, чего не захотел сделать топор. Король Карл исчез бы без следа. Стали бы говорить, что он избегнул земного правосудия, но что его постигла божья кара. Мы оказались бы только, его судьями, а палачом его — сам бог. Вот этого-то и лишил меня ваш замаскированный дворянин, Мордаунт. Вы видите теперь, что я имею основание говорить: я не хочу знать его. Ибо, сказать по правде, несмотря на его лучшие намерения, я не очень благодарен ему за его услугу.
— Генерал, — отвечал Мордаунт, — я, как всегда, смиренно преклоняюсь пред вами. Вы глубокий мыслитель, и ваш план со взрывом фелуки бесподобен.
— И нелеп, — оборвал его Кромвель, — так как он оказался бесполезным.
В политике только те планы бесподобны, которые дают плод. Всякая неудавшаяся мысль тем самым становится грубой и бесплодной. Поэтому вы, Мордаунт, сейчас же отправляйтесь в Гринвич, — закончил Кромвель, вставая, разыщите хозяина фелуки «Молния» и покажите ему белый платок с четырьмя завязанными по углам узлами, — это условный знак. Прикажите людям сойти на берег, а порох вернуть в арсенал, если только…
— Если только… — повторил Мордаунт, лицо которого засияло злобной радостью от слов Кромвеля.
— Если только эта фелука со всем своим снаряжением не пригодится вам для личных целей.
— О милорд! Милорд! — воскликнул Мордаунт. — Бог отметил вас своим перстом и одарил взглядом, от которого ничто не может укрыться.
— Вы, кажется, назвали меня милордом? — смеясь, спросил Кромвель. Это не беда, когда мы с глазу на глаз, но остерегайтесь, чтобы это слово не вырвалось у вас перед нашими дураками пуританами.
— Но разве вы, ваша светлость, не будете именоваться так в скором времени?
— Надеюсь! — отвечал Кромвель. — Но сейчас еще не настало время.
Кромвель поднялся и взял свой плащ.
— Вы уходите, генерал? — спросил Мордаунт.
— Да, — отвечал Кромвель, — я ночевал здесь вчера и третьего дня, а вам известно, что я не имею обыкновения спать три ночи на одной кровати.
— Итак, ваша светлость, вы предоставляете мне полную свободу на эту ночь? — осведомился Мордаунт.
— И даже на завтрашний день, если вам будет нужно, — отвечал Кромвель. — Со вчерашнего вечера, — прибавил он, улыбаясь, — вы достаточно поработали для меня, и если вам надо заняться какими-нибудь личными делами, то я считаю своим долгом предоставить вам для этого время.
— Благодарю вас, генерал. Надеюсь, я употреблю его с пользой.
Кромвель утвердительно кивнул головой, затем опять обернулся к Мордаунту и спросил:
— Вы вооружены?
— Шпага при мне, — отвечал Мордаунт.
— И никто не ожидает вас у дверей?
— Никто.
— Тогда идемте со мною, Мордаунт.
— Благодарю вас, генерал, но длинный путь подземным ходом отнимет у меня много времени, а после того, что вы мне сказали, я опасаюсь, что потерял его уже слишком много. Я выйду в другую дверь.
— Хорошо, ступайте, — проговорил Кромвель.
С этими словами он нажал кнопку. Отворилась дверь, так искусно скрытая под обивкой, что самый опытный глаз ее не заметил бы.
Приведенная в движение стальной пружиной, дверь сама закрылась за собой.
Это был один из тех потайных ходов, которые, как сообщает нам история, были во всех негласных обиталищах Кромвеля.
Потайной ход этот пролегал под пустынной улицей и приводил в грот в саду при доме, находившемся на расстоянии ста шагов от того дома, из которого только что вышел будущий протектор Англии.
Приведенный нами разговор подходил к концу, когда Гримо сквозь щель неплотно задернутой занавески увидал двух человек, в которых узнал по очереди Кромвеля и Мордаунта.
Мы уже видели, какое впечатление произвело на друзей это открытие.
Д'Артаньян первый пришел в себя.
— Мордаунт? — воскликнул он. — О, само небо предает его в наши руки.
— Да, — подтвердил Портос. — Выломаем дверь и нападем на него.
— Напротив, — возразил Д'Артаньян, — не будем ничего ломать, не будем шуметь. Шум может привлечь народ. Если он находится здесь, как уверяет Гримо, со своим достойным начальником, то где-нибудь поблизости должен находиться отряд солдат. Эй, Гримо! Подойди сюда, да держись покрепче на ногах.
Гримо подошел. Как только он пришел в себя, страх вернулся к нему; он, однако, овладел собой.
— Хорошо, — сказал Д'Артаньян. — Теперь влезай снова на балкон и скажи нам, один ли сейчас Мордаунт, готовится ли он выйти или лечь спать.
Если он не один, мы подождем. Если он выходит, мы схватим его в дверях.
Если он остается, мы влезем в окно. Это вызовет меньше шума, чем если мы станем ломать дверь.
Гримо стал молча взбираться на балкон.
— Стерегите другую дверь, Атос и Арамис, пока мы с Портосом будем здесь.
Оба друга повиновались.
— Ну что, Гримо? — спросил д'Артаньян.
— Он один, — отвечал Гримо.
— Ты уверен в этом?
— Уверен.
— Но мы не видели, чтобы его собеседник вышел.
— Может быть, он вышел в другую дверь?
— Что он делает?
— Надевает плащ и перчатки.
— К нам, сюда! — тихо позвал Д'Артаньян.
Портос схватился за кинжал и, забывшись, вытащил его из ножен.
— Оставь в покое свой кинжал, друг Портос, — заметил ему Д'Артаньян.
— Его не придется пускать в ход. Мордаунт в наших руках, и мы будем судить его по всем правилам. Мы подробно и начисто объяснимся и разыграем сцену вроде той, что была в Армантьере. Но только будем надеяться, что после него не останется потомка и что, покончив с ним, мы разом со всем покончим.
— Тише, — проговорил Гримо, — он сейчас выйдет. Он идет к лампе. Он тушит ее. Потушил, я больше ничего не вижу.
— В таком случае скорей спускайся!
Гримо ловко спрыгнул в рыхлый снег, благодаря чему шума от его прыжка не было слышно.
— Поди предупреди Атоса и Арамиса, чтобы они стали с обеих сторон своей двери, как мы с Портосом стоим здесь. Если они задержат его, пусть хлопнут в ладоши; мы тоже хлопнем, если он достанется нам.
Гримо удалился.
— Портос, Портос, — сказал Д'Артаньян, — спрячьтесь куда-нибудь, плечи у вас очень уж широкие, мой друг; нужно, чтоб он их не заметил, когда будет выходить.
— Ах, если бы он вышел через эту дверь!
— Тише! — проговорил Д'Артаньян.
Портос так прижался к стене, словно хотел войти в нее. Д'Артаньян сделал то же.
На лестнице явственно послышались шаги Мордаунта. Скрипнуло маленькое слуховое окошко, которого никто не заметил. Мордаунт выглянул, но благодаря принятым нашими друзьями мерам не увидал никого. Он всунул ключ в замочную скважину, дверь отворилась, и Мордаунт появился на пороге.
В то же мгновенье он очутился лицом к лицу с д'Артаньяном.
Он хотел было захлопнуть дверь, но Портос успел схватить ручку двери и распахнул ее настежь.
Портос хлопнул три раза в ладоши. Появились Атос и Арамис.
Д'Артаньян двинулся прямо на Мордаунта. Наступая на него грудью, он шаг за шагом заставил его взойти обратно по лестнице, освещенной лампой, которая позволяла гасконцу следить за руками Мордаунта. Тот, впрочем, и не пытался убить д'Артаньяна, так как знал, что потом ему придется иметь дело с его тремя товарищами. Он не сделал поэтому ни одного движения для защиты, ни одного угрожающего жеста. Отступая к двери, Мордаунт оказался прижатым к ней и, должно быть, подумал, что тут ему пришел конец. Но он ошибся: Д'Артаньян протянул руку и отворил дверь. Они оба очутились в комнате, где десять минут тому назад молодой человек разговаривал с Кромвелем.
Портос вошел за ним. Он снял лампу, горевшую в передней, и от нее зажег вторую лампу, стоявшую в комнате.
Атос и Арамис вошли и заперли за собой двери на ключ.
— Потрудитесь сесть, — обратился Д'Артаньян к молодому англичанину, придвигая ему стул.
Мордаунт взял стул и сел, бледный, но спокойный. В трех шагах от него Арамис поставил три стула — для д'Артаньяна, для Портоса и для себя.
Атос поместился в самом дальнем углу комнаты, относясь, по-видимому, совершенно безучастно к тому, что должно было сейчас произойти.
Портос сел по левую, Арамис по правую руку д'Артаньяна.
Атос казался подавленным. Портос потирал руки с лихорадочным нетерпением.
Арамис улыбался, кусая себе губы до крови.
Один Д'Артаньян сохранял с виду полную невозмутимость.
— Господин Мордаунт, — сказал он молодому человеку, — мы долго и тщетно гонялись друг за другом. Давайте же воспользуемся этим счастливым случаем и побеседуем немного, если вы не имеете ничего против.