Трое друзей поехали по Пикардийской дороге, хорошо им знакомой и вызвавшей у Атоса и Арамиса немало ярких воспоминаний из времен их молодости.
— Если бы Мушкетон был с нами, — сказал Атос, когда они достигли того места, где у них был спор с каменщиками, — как бы он задрожал, проезжая здесь. Вы помните, Арамис? Ведь это здесь он получил знаменитую пулю.
— Честное слово, я не осудил бы его, — отвечал Арамис, — меня самого дрожь пробирает при этом воспоминании; посмотрите, вон за тем деревом место, где я думал, что мне пришел конец.
Поехали дальше.
Скоро и Гримо кое-что припомнил. Когда проезжали мимо той гостиницы, где когда-то они вместе со своим господином учинили такой великолепный разгром, Гримо подъехал к Атосу и, указывая на отдушину погреба, сказал:
— Колбасы!
Атос рассмеялся. Собственная юношеская проделка показалась ему теперь такой же забавной, как если бы ему рассказали о чужой.
Проведя в пути два дня и ночь, под вечер, при великолепной погоде, прибыли они в Булонь, в те времена почти пустынный город, расположенный весь на возвышенности; того, что называется теперь «нижним городом», еще не существовало. Булонь была мощной крепостью.
— Господа, — сказал лорд Винтер, когда они подъехали к воротам, поступим так же, как в Париже: въедем порознь, чтобы не возбуждать подозрений. Я знаю здесь один трактир; он мало посещается, и хозяин его предал мне всей душой. Туда я и направлюсь, там должны быть для меня письма, а вы поезжайте в любую гостиницу, — например, в гостиницу «Шпаги Великого Генриха». Отдохните и через два часа будьте на пристани; наше судно, наверное, нас ожидает.
Так и порешили. Винтер продолжал свой путь вдоль наружного вала, чтобы въехать в город через другие ворота, оба же друга въехали в те ворота, перед которыми они находились. Проехав шагов двести, они увидели гостиницу, о которой говорил Винтер.
Лошадей покормили, не расседлывая; слуги сели ужинать, так как было уже поздно; господа, торопившиеся на судно, велели им прийти на пристань, запретив разговаривать с кем бы то ни было. Это запрещение касалось, конечно, только Блезуа, потому что для Гримо оно уже давно стало излишним.
Атос и Арамис направились в гавань. Их запыленная одежда, а также известная непринужденность в манерах и движениях, по которой всегда можно отличить людей, привыкших к путешествиям, привлекли внимание нескольких гуляющих. На одного из них, по-видимому, появление Арамиса и Атоса произвело особенно сильное впечатление.
Этот человек, на которого и они обратили внимание — по тем же причинам, по каким их самих замечали другие, одиноко ходил взад и вперед по дамбе. Увидя их, он уже не спускал с них глаз и, видимо, горел желанием заговорить с ними. Он был молод и бледен, с очень светлыми глазами, которые, как глаза тигра, меняли цвет в зависимости от того, на кого взирали; его походка, несмотря на медленность и неуверенность при поворотах, была тверда и смела; одет он был во все черное и довольно ловко носил длинную шпагу.
Выйдя на дамбу, Атос и Арамис остановились посмотреть на небольшую лодку, вполне снаряженную и привязанную к свае.
— Это, без сомнения, наша, — сказал Атос.
— Да — отвечал Арамис, — а вон то судно готовится к отплытию и, вероятно, отвезет нас по назначению. Только бы лорд Винтер не заставил себя ждать. Здесь оставаться совсем не весело: не видно ни одной женщины.
— Тише, — произнес Атос, — нас слушают.
Действительно, бледный молодой человек, который уже несколько раз проходил мимо двоих друзей, пока они рассматривали лодку, услышав имя лорда Винтера, остановился. Правда, это могло быть случайностью, так как лицо его сохраняло полное равнодушие.
— Господа, — обратился он к ним, поклонившись очень вежливо и непринужденно, — простите мне мое любопытство, но вы, кажется, приехали из Парижа или, во всяком случае, не здешние?
— Да, мы из Парижа, сударь, — ответил Атос так же вежливо. — Чем могу служить?
— Не будете ли вы так добры сказать мне, сударь, — продолжал молодой человек, — правда ли, что кардинал Мазарини уже больше не министр?
— Вот странный вопрос, — произнес Арамис.
— Он и министр и не министр, — отвечал Атос. — Половина Франции старается его прогнать, но разными интригами и обещаниями он привлек на свою сторону другую половину; это может продолжаться очень долго, как вы сами понимаете.
— Итак, сударь, — сказал незнакомец, — он не бежал и не находится в тюрьме?
— Нет, по крайней мере, в настоящее время.
— Крайне вам признателен, господа, за вашу любезность, — произнес молодой человек, отходя.
— Что вы скажете об этом допросчике? — спросил Арамис.
— Я скажу, что это либо скучающий провинциал, либо шпион, собирающий сведения.
— И вы так отвечали ему?
— Я не имел основания поступить иначе. Он был вежлив со мной, и я был вежлив с ним.
— Но все же, если это шпион…
— Что же может сделать шпион? Теперь не времена Ришелье, когда по одному подозрению запирались гавани.
— Все-таки вы напрасно так отвечали ему, — сказал Арамис, провожая глазами молодого человека, фигура которого понемногу скрывалась за дюнами.
— А вы, — возразил Атос, — забываете, что сами поступили еще более неосторожно, произнеся имя лорда Винтера. Разве вы не заметили, что этот молодой человек остановился имение тогда, когда услышал его имя?
— Тем более следовало предложить ему идти своей дорогой, когда он обратился к вам.
— То есть затеять ссору? Я опасаюсь ссор, когда меня где-нибудь ждут, — ведь и ссора может меня задержать. Кроме того, давайте-ка я вам кое в чем признаюсь: мне самому хотелось рассмотреть молодого человека поближе.
— Для чего?
— Арамис, вы будете смеяться надо мной, Арамис, вы скажете, что я вечно твержу одно и то же, что мне мерещится со страху…
— Но в чем же дело?
— На кого похож этот молодой человек?
— С какой стороны? С хорошей или с дурной? — спросил, смеясь, Арамис.
— С дурной и настолько, насколько мужчина может иметь сходство с женщиной.
— А, черт возьми! — воскликнул Арамис. — Вы заставляете меня призадуматься. Нет, конечно, дорогой друг, вам не мерещится, и я сам вижу, что вы правы. Этот тонкий впалый рот, эти глаза, которые словно повинуются только рассудку, а не сердцу… Это какой-нибудь ублюдок миледи.
— Вы смеетесь, Арамис?
— Просто по привычке. Ибо, клянусь вам, я не более вашего хотел бы встретить этого змееныша на нашей дороге.
— Вот и Винтер! — воскликнул Атос.
— Отлично. Теперь недостает только наших лакеев, они что-то запаздывают, — заметил Арамис.
— Нет, — возразил Атос, — я уже вижу их. Они идут в двадцати шагах позади милорда. Я узнал Гримо по его длинным ногам и задранной вверх голове. Тони несет наши карабины.
— Значит, мы отплываем в ночь? — спросил Арамис, оглядываясь на запад, где от солнца оставалось уже только золотистое облачко, понемногу таявшее в море.
— Вероятно, — отвечал Атос.
— Вот дьявол, — произнес Арамис, — я и днем-то недолюбливаю море, а ночью тем более. Этот шум волн, рев ветра, ужасная качка… Признаюсь, я предпочел бы сидеть сейчас в монастыре в Нуази.
Атос улыбнулся своей печальной улыбкой, думая, очевидно, совсем о другом, и направился навстречу лорду Винтеру.
Арамис последовал за ним.
— Что же с вашим другом? — спросил Арамис. — Он похож на одного из тех грешников в дантовском аду, которым сатана свернул шеи и которые смотрят на свои пятки. Какого черта он все оглядывается?
Заметив их тоже, лорд Винтер ускорил шаг и подошел к ним с необычайной поспешностью.
— Что с вами, милорд? — спросил Атос. — Отчего вы так запыхались?
— Нет, ничего, — отвечал лорд Винтер, — только когда я проходил мимо дюн, мне показалось…
Он опять оглянулся. Атос посмотрел на Арамиса.
— Однако едемте, — воскликнул лорд Винтер, — едемте, лодка, вероятно, уже ожидает нас, а вот и наше судно стоит на якоре. Видите вы его? Я хотел бы уже быть на борту.
Он опять оглянулся.
— Вы забыли что-нибудь? — спросил Арамис.
— Нет, я просто озабочен.
— Он видел его, — шепнул Арамису Атос.
Тем временем они подошли к лестнице, у которой стояла лодка. Лорд Винтер велел сначала сойти слугам с оружием и носильщикам с багажом, а уж затем стал спускаться сам.
В эту минуту Атос заметил человека, который шел по берегу параллельно дамбе и спешил к противоположному концу гавани, расположенному шагах в двадцати от них, как будто намереваясь оттуда следить за их отъездом.
Хотя уже стемнело, Атосу все же показалось, что это тот самый человек, который обращался к нему с вопросами.
«Ого, — подумал он про себя, — уж не шпион ли это в самом деле и не собирается ли он помешать нашему отъезду?»
— Видимо, он замышляет что-то против нас, — сказал Атос. — Мы все-таки отчалим, а когда будем в открытом море, пусть пожалует к нам.
С этими словами Атос вскочил в лодку, которая сразу отошла от причала и стала быстро удаляться под ударами весел четырех сильных гребцов.
Молодой человек между тем продолжал идти по берегу, немного обгоняя лодку. Она должна была пройти по узкому проходу между концом дамбы, где находился только что засветившийся маяк, и скалой, торчавшей на берегу.
Издали они видели, как молодой человек взбирался на эту скалу, чтобы оказаться над лодкой, когда она будет проходить мимо.
— Решительно, этот молодой человек — шпион, — сказал Арамис Атосу.
— Какой молодой человек? — спросил лорд Винтер, оборачиваясь к ним.
— Да тот, который все ходил сзади, заговорил с нами и теперь ожидает нас вон там. Вы видите?
Лорд Винтер посмотрел в ту сторону, куда указывал Арамис. Маяк ярко освещал проход, по которому они плыли, нависавшую скалу и на ней фигуру молодого человека, стоявшего с обнаженной головой и скрещенными руками.
— Это он! — воскликнул лорд Винтер, хватая Атоса за руку. — Это он!
Мне уже раньше показалось, что я узнал его, и я не ошибся.
— Кто он? — спросил Арамис.
— Сын миледи, — отвечал Атос.
— Монах! — воскликнул Гримо.
Молодой человек услышал эти слова. Можно было подумать, что он хочет броситься вниз, до того он свесился со скалы.
— Да, это я, дядюшка! — крикнул он. — Я, сын миледи! Я, монах! Я, секретарь и друг Кромвеля! И я знаю теперь вас и ваших спутников!
В лодке было три человека безусловно храбрых, в мужестве которых никто бы не усомнился. Но все же, услышав этот голос, увидев это лицо, они почувствовали, как дрожь пробежала по их спинам. А у Гримо волосы поднялись дыбом и обильный пот выступил на лбу.
— Ага, — сказал Арамис, — так это племянник, это монах, сын миледи, как он сам говорит!
— Увы, да, — прошептал лорд Винтер.
— Хорошо, подождите, — сказал Арамис.
И с ужасным хладнокровием, появлявшимся у него в решительные минуты, он взял один из мушкетов, что держал Тони, зарядил его и прицелился в человека, стоявшего на скале, подобно ангелу тьмы.
— Стреляйте! — крикнул Гримо вне себя.
Атос схватил дуло карабина и не дал выстрелить.
— Черт бы вас побрал! — вскричал Арамис. — Я так хорошо в него прицелился. Я всадил бы ему пулю прямо в грудь.
— Довольно того, что мы убили мать, — глухо произнес Атос.
— Его мать была негодяйка, причинившая зло всем нам и нашим близким.
— Да, но сын ничего нам не сделал.
Гримо, привставший было, чтобы увидеть результат выстрела, махнул рукой и в отчаянье опустился на скамью.
Молодой человек разразился хохотом.
— А, так это вы! — крикнул он. — Это вы, теперь-то я вас знаю!
Его резкий смех и грозные слова пронеслись над лодкой и, унесенные ветром, замерли в отдаленье.
Арамис содрогнулся.
— Спокойствие, — сказал Атос. — Что за черт! Или мы перестали быть мужчинами?
— Ну нет, — возразил Арамис, — только ведь это истинный демон. Спросите дядю, не был ли я прав, собираясь освободить его от такого милого племянника?
Винтер ответил только вздохом.
— Все было бы кончено, — продолжал Арамис. — Право, Атос, я боюсь, что из-за вашего благоразумия я сделал порядочную глупость.
Атос взял лорда Винтера под руку и, стараясь переменить разговор, спросил:
— Когда мы прибудем в Англию?
Но лорд Винтер не расслышал его слов и ничего не ответил.
— Послушайте, Атос, — сказал Арамис, — может быть, еще не поздно?
Смотрите, он все еще там.
Атос нехотя обернулся: ему, очевидно, было тягостно смотреть на этого молодого человека. Действительно, тот все еще стоял на скале, озаренный светом маяка.
— Но что он делает в Булони? — спросил рассудительный Атос, всегда доискивавшийся причин и мало заботившийся о следствиях.
— Он следил за мной, он следил за мной, — сказал лорд Винтер, на этот раз услышав слова Атоса, так как они совпали с его мыслями.
— Если бы он следил за вами, мой друг, — возразил Атос, — он знал бы о нашем отъезде; а, по всей вероятности, он, напротив, явился сюда раньше нас.
— Ну, тогда я ничего не понимаю! — произнес англичанин, качая головой, как человек, считающий бесполезной борьбу с сверхъестественными силами.
— Положительно, Арамис, — сказал Атос, — мне кажется, что я напрасно удержал вас.
— Молчите, — сказал Арамис, — я бы заплакал сейчас, если бы умел.
Гримо что-то глухо ворчал, словно разъяренный зверь.
В это время их окликнули с судна. Лоцман, сидевший у руля, ответил, и лодка подошла к шлюпу.
В одну минуту пассажиры, их слуги и багаж были на борту. Капитан ждал только их прибытия, чтобы отойти. Едва они вступили на палубу, как судно снялось с якоря и направилось в Гастингс, где им предстояло высадиться.
В эту минуту три друга невольно еще раз оглянулись на скалу, на которой по-прежнему виднелась грозная тень.
Затем, в ночной тишине, до них долетел угрожающий голос:
— До свиданья, господа, увидимся в Англии!