В назначенное время друзья вместе с четырьмя слугами явились на огороженный пустырь за Люксембургским дворцом, где паслись козы. Атос дал пастуху какую-то мелочь, и тот ушел. Слугам было поручено стать на страже.
      Вскоре к тому же пустырю приблизилась молчаливая группа людей, вошла внутрь и присоединилась к мушкетерам; затем, по английскому обычаю, состоялись взаимные представления.
      Англичане, люди самого высокого происхождения, не только удивились, но и встревожились, услышав странные имена своих противников.
      - Это ничего не говорит нам, - сказал лорд Винтер, когда трое друзей назвали себя. - Мы все-таки не знаем, кто вы, и не станем драться с людьми, носящими подобные имена. Это имена каких-то пастухов.
      - Как вы, наверное, и сами догадываетесь, милорд, это вымышленные имена, - сказал Атос.
      - А это внушает нам еще большее желание узнать настоящие, - ответил англичанин.
      - Однако вы играли с нами, не зная наших имен, - заметил Атос, - и даже выиграли у нас двух лошадей.
      - Вы правы, но тогда мы рисковали только деньгами, на этот раз мы рискуем жизнью: играть можно со всяким, драться - только с равным.
      - Это справедливо, - сказал Атос и, отозвав в сторону того из четырех англичан, с которым ему предстояло драться, он шепотом назвал ему свое имя.
      Портос и Арамис сделали то же.
      - Удовлетворены ли вы, - спросил Атос своего противника, - и считаете ли вы меня достаточно знатным, чтобы оказать мне честь скрестить со мной шпагу?
      - Да, сударь, - с поклоном ответил англичанин.
      - Хорошо! А теперь я скажу вам одну вещь, - холодно продолжал Атос.
      - Какую? - удивился англичанин.
      - Лучше было вам не требовать у меня, чтобы я открыл свое имя.
      - Почему же?
      - Потому, что меня считают умершим, потому, что у меня есть причина желать, чтобы никто не знал о том, что я жив, и потому, что теперь я вынужден буду убить вас, чтобы моя тайна не разнеслась по свету.
      Англичанин взглянул на Атоса, думая, что тот шутит, но Атос и не думал шутить.
      - Вы готовы, господа? - спросил Атос, обращаясь одновременно и к товарищам и к противникам.
      - Да, - разом ответили англичане и французы.
      - В таком случае - начнем.
      И в тот же миг восемь шпаг блеснули в лучах заходящего солнца: поединок начался с ожесточением, вполне естественным для людей, являвшихся вдвойне врагами.
      Атос дрался с таким спокойствием и с такой методичностью, словно он был в фехтовальном зале.
      Портос, которого приключение в Шантильи, видимо, излечило от излишней самоуверенности, разыгрывал свою партию весьма хитро и осторожно.
      Арамис, которому надо было закончить третью песнь своей поэмы, торопился, как человек, у которого очень мало времени.
      Атос первый убил своего противника; он нанес ему лишь один удар, но, как он и предупреждал, этот удар оказался смертельным: шпага пронзила сердце.
      После него Портос уложил на траву своего врага: он проколол ему бедро. Не пытаясь сопротивляться больше, англичанин отдал ему шпагу, и Портос на руках отнес его в карету.
      Арамис так сильно теснил своего противника, что в конце концов, отступив шагов на пятьдесят, тот побежал со всех ног и скрылся под улюлюканье лакеев.
      Что касается д'Артаньяна, то он искусно и просто вел оборонительную игру; затем, утомив противника, он мощным ударом выбил у него из рук шпагу. Видя себя обезоруженным, барон отступил на несколько шагов, подскользнулся и упал навзничь.
      Д'Артаньян одним прыжком очутился возле него и приставил шпагу к его горлу.
      - Я мог бы убить вас, сударь, - сказал он англичанину, - вы у меня в руках, но я дарю вам жизнь ради вашей сестры.
      Д'Артаньян был в полном восторге: он осуществил задуманный заранее план, мысль о котором несколько часов назад вызывала на его лице столь радостные улыбки.
      Восхищенный тем, что имеет дело с таким покладистым человеком, англичанин сжал д'Артаньяна в объятиях, наговорил тысячу любезностей трем мушкетерам, и, так как противник Портоса был уже перенесен в экипаж, а противник Арамиса обратился в бегство, все занялись убитым.
      Надеясь, что рана может оказаться не смертельной, Портос и Арамис начали его раздевать; в это время у него выпал из-за пояса туго набитый кошелек. Д'Артаньян поднял его и протянул лорду Винтеру.
      - А что я стану с ним делать, черт возьми? - спросил англичанин.
      - Вернете семейству убитого, - отвечал Д'Артаньян.
      - Очень нужна такая безделица его семейству! Оно получит по наследству пятнадцать тысяч луидоров ренты. Оставьте этот кошелек для ваших слуг.
      Д'Артаньян положил кошелек в карман.
      - А теперь, мой юный друг, - ибо я надеюсь, что вы позволите мне называть вас другом, - сказал лорд Винтер, - если вам угодно, я сегодня же вечером представлю вас моей сестре, леди Кларик. Я хочу, чтобы она тоже подарила вам свое расположение, и так как она неплохо принята при дворе, то, может быть, в будущем слово, замолвленное ею, послужит вам на пользу.
      Д'Артаньян покраснел от удовольствия и поклонился в знак согласия.
      В это время к д'Артаньяну подошел Атос.
      - Что вы собираетесь делать с этим кошельком? - шепотом спросил он у молодого человека.
      - Я собирался отдать его вам, любезный Атос.
      - Мне? Почему бы это?
      - Да потому, что вы убили его хозяина. Это добыча победителя.
      - Чтоб я стал наследником врага! Да за кого же вы меня принимаете?
      - Таков военный обычай, - сказал д'Артаньян. - Почему бы не быть такому же обычаю и в дуэли?
      - Я никогда не поступал так даже на поле битвы, - возразил Атос.
      Портос пожал плечами. Арамис одобрительно улыбнулся.
      - Если так, - сказал д'Артаньян, - отдадим эти деньги лакеям, как предложил лорд Винтер.
      - Хорошо, - согласился Атос, - отдадим их лакеям, но только не нашим. Отдадим их лакеям англичан.
      Атос взял кошелек и бросил его кучеру:
      - Вам и вашим товарищам!
      Этот благородный жест со стороны человека, не имеющего никаких средств, восхитил даже Портоса, и французская щедрость, о которой повсюду рассказывали потом лорд Винтер и его друг, вызвала восторг решительно у всех, если не считать гг. Гримо, Мушкетона, Планше и Базена.
      Прощаясь с д'Артаньяном, лорд Винтер сообщил ему адрес своей сестры; она жила на Королевской площади, в модном для того времени квартале, в доме N 6. Впрочем, он вызвался зайти за ним, чтобы самому представить молодого человека. Д'Артаньян назначил ему свидание в восемь часов у Атоса.
      Предстоящий визит к миледи сильно волновал ум нашего гасконца. Он вспомнил, какую странную роль играла эта женщина в его судьбе до сих пор. Он был убежден, что она являлась одним из агентов кардинала, и все-таки ощущал к ней какое-то непреодолимое влечение, одно из тех чувств, в которых не отдаешь себе отчета. Он опасался одного - как бы миледи не узнала в нем человека из Менга и Дувра. Тогда она поняла бы, что он друг г-на де Тревиля, что, следовательно, он душой и телом предан королю, и это лишило бы его некоторых преимуществ в ее глазах, между тем как сейчас, когда миледи знала его не более, чем он знал ее, их шансы в игре были равны. Что касается любовной интриги, которая начиналась у миледи с графом де Вардом, то она не очень заботила самонадеянного юношу, хотя граф был молод, красив, богат и пользовался большим расположением кардинала. Двадцатилетний возраст что-нибудь да значит, особенно если вы родились в Тарбе.
      Прежде всего д'Артаньян отправился домой и самым тщательным образом занялся своим туалетом; затем он снова пошел к Атосу и, по обыкновению, рассказал ему все. Атос выслушал его планы, покачал головой и не без горечи посоветовал ему быть осторожным.
      - Как! - сказал он. - Вы только что лишились женщины, которая, по вашим словам, была добра, прелестна, была совершенством, и вот вы уже в погоне за другой!
      Д'Артаньян почувствовал справедливость упрека.
      - Госпожу Бонасье я любил сердцем, - возразил он, - а миледи я люблю рассудком. И я стремлюсь попасть к ней в дом главным образом для того, чтобы выяснить, какую роль она играет при дворе.
      - Какую роль! Да судя по тому, что вы мне рассказали, об этом нетрудно догадаться. Она тайный агент кардинала, женщина, которая завлечет вас в ловушку, где вы сложите голову, и все тут.
      - Гм... Право, милый Атос, вы видите вещи в чересчур мрачном свете.
      - Что делать, дорогой мой, я не доверяю женщинам, у меня есть на это свои причины, и в особенности не доверяю блондинкам. Кажется, вы говорили мне, что миледи - блондинка?
      - У нее прекраснейшие белокурые волосы, какие я когда-либо видел.
      - Бедный д'Артаньян! - со вздохом сказал Атос.
      - Послушайте, я хочу выяснить, в чем дело. Потом, когда я узнаю то, что мне надо, я уйду.
      - Выясняйте, - безучастно сказал Атос.
      Лорд Винтер явился в назначенный час, но Атос, предупрежденный заранее, перешел в другую комнату. Итак, англичанин застал д'Артаньяна одного и тотчас же увел его, так как было уже около восьми часов.
      Внизу ожидала щегольская карета, запряженная парой превосходных лошадей, которые в один миг домчали молодых людей до Королевской площади.
      Леди Кларик сдержанно приняла д'Артаньяна. Ее особняк отличался пышностью; несмотря на то что большинство англичан, гонимых войной, уехали из Франции или были накануне отъезда, миледи только что затратила большие суммы на отделку дома, и это доказывало, что общее распоряжение о высылке англичан ее не коснулось.
      - Перед вами, - сказал лорд Винтер, представляя сестре д'Артаньяна, - молодой дворянин, который держал мою жизнь в своих руках, но не пожелал воспользоваться этим преимуществом, хотя мы были вдвойне врагами, поскольку я оскорбил его первый и поскольку я англичанин. Поблагодарите же его, сударыня, если вы хоть сколько-нибудь привязаны ко мне!
      Миледи слегка нахмурилась, едва уловимое облачко пробежало по ее лбу, а на губах появилась такая странная улыбка, что д'Артаньян, заметивший эту сложную игру ее лица, невольно вздрогнул.
      Брат ничего не заметил: он как раз отвернулся, чтобы приласкать любимую обезьянку миледи, схватившую его за камзол.
      - Добро пожаловать, сударь! - сказала миледи необычайно мягким голосом, звук которого странно противоречил признакам дурного расположения духа, только что подмеченным д'Артаньяном. - Вы приобрели сегодня вечные права на мою признательность.
      Тут англичанин снова повернулся к ним и начал рассказывать о поединке, не упуская ни малейшей подробности. Миледи слушала его с величайшим вниманием, и, несмотря на все усилия скрыть свои ощущения, легко было заметить, что этот рассказ ей неприятен. Она то краснела, то бледнела и нетерпеливо постукивала по долу своей маленькой ножкой.
      Лорд Винтер ничего не замечал. Кончив рассказывать, он подошел к столу, где стояли да подносе бутылка испанского вина и стаканы. Он налил два стакана и знаком предложил д'Артаньяну выпить.
      Д'Артаньян знал, что отказаться выпить за здоровье англичанина - значит кровно обидеть его. Поэтому он подошел к столу и взял второй стакан. Однако он продолжал следить взглядом за миледи и увидел в зеркале, как изменилось ее лицо. Теперь, когда она думала, что никто больше на нее не смотрит, какое-то хищное выражение исказило ее черты. Она с яростью кусала платок. В эту минуту хорошенькая субретка, которую д'Артаньян уже видел прежде, вошла в комнату; она что-то сказала по-английски лорду Винтеру, и тот попросил у д'Артаньяна позволения оставить его, ссылаясь на призывавшее его неотложное дело и поручая сестре еще раз извиниться за него.
      Д'Артаньян обменялся с ним рукопожатием и снова подошел к миледи. Ее лицо с поразительной быстротой приняло прежнее приветливое выражение, но несколько красных пятнышек, оставшихся на платке, свидетельствовали о том, что она искусала себе губы до крови.
      Губы у нее были прелестны - красные, как коралл.
      Разговор оживился. Миледи, по-видимому, совершенно пришла в себя. Она рассказала д'Артаньяну, что лорд Винтер не брат ее, а всего лишь брат ее мужа: она была замужем за его младшим братом, который умер, оставив ее вдовой с ребенком, и этот ребенок является единственным наследником лорда Винтера, если только лорд Винтер не женится. Все это говорило д'Артаньяну, что существует завеса, за которой скрывается некая тайна, но приоткрыть эту завесу он еще не мог.
      После получасового разговора д'Артаньян убедился, что миледи - его соотечественница: она изъяснялась по-французски так правильно и с таким изяществом, что на этот счет не оставалось никаких сомнении.
      Д'Артаньян наговорил кучу любезностей, уверяя собеседницу в своей преданности. Слушая весь этот вздор, который нес наш гасконец, миледи благосклонно улыбалась. Наконец настало время удалиться. Д'Артаньян простился и вышел из гостиной счастливейшим из смертных.
      На лестнице ему попалась навстречу хорошенькая субретка. Она чуть задела его, проходя мимо, и, покраснев до ушей, попросила у него прощения таким нежным голоском, что прощение было ей тотчас даровано.
      На следующий день д'Артаньян явился снова, и его приняли еще лучше, чем накануне. Лорда Винтера на этот раз не было, и весь вечер гостя занимала одна миледи. По-видимому, она очень интересовалась молодым человеком - спросила, откуда он родом, кто его друзья и не было ли у него намерения поступить на службу к кардиналу.
      Тут д'Артаньян, который, как известно, был в свои двадцать лет весьма осторожным юношей, вспомнил о своих подозрениях относительно миледи; он с большой похвалой отозвался перед ней о его высокопреосвященстве и сказал, что не преминул бы поступить в гвардию кардинала, а не в гвардию короля, если бы так же хорошо знал г-на де Кавуа, как он знал г-на де Тревиля.
      Миледи очень естественно переменила разговор и самым равнодушным тоном спросила у д'Артаньяна, бывал ли он когда-нибудь в Англии.
      Д'Артаньян ответил, что ездил туда по поручению г-на де Тревиля для переговоров о покупке лошадей и даже привез оттуда четырех на образец.
      В продолжение разговора миледи два или три раза кусала губы: этот гасконец вел хитрую игру.
      В тот же час, что накануне, д'Артаньян удалился. В коридоре ему снова повстречалась хорошенькая Кэтти - так звали субретку. Она посмотрела на него с таким выражением, не понять которое было невозможно, но д'Артаньян был слишком поглощен ее госпожой и замечал только то, что исходило от нее.
      Д'Артаньян приходил к миледи и на другой день и на третий, и каждый вечер миледи принимала его все более приветливо.
      Каждый вечер - то в передней, то в коридоре, то на лестнице - ему попадалась навстречу хорошенькая субретка.
      Но, как мы уже сказали, д'Артаньян не обращал никакого внимания на эту настойчивость бедняжки Кэтти.